Отправлено: 29.08.09 22:15. Заголовок: Рыбка в фонтане

Автор: Долли
Название: Рыбка в фонтане
Рейтинг: был PG-13, изменен на R
Жанр: AU, Angst, ООС в начале.
Пейринг: КВМ
Статус: в процессе
Муза: В.Усланов, Bryan Adams

Примечание 1: Когда-то давным-давно была у меня повесть, которую кое-кто за много тысяч километров даже читал. Лежала она мертвым грузом много лет и прямо-таки кричала об апгрейде. И вот апгрейд произведен, но с заточкой под КВМ. Поэтому если вдруг кому-то померещится что-то знакомое в названии или сюжете (хотя в сеть я ничего не выкладывала и не публиковала, просто давала читать своим знакомым, а те - своим), знайте – ЭТО НЕ ПЛАГИАТ, а чисто АВТОРСКИЙ ПРОИЗВОЛ!

Примечание 2, на этот раз о сюжете: Предположим, что в некой параллельной реальности сериал «Ранетки» закончился вторым сезоном. А в нашей реальности все идет своим чередом…

Примечание 3: Огромное спасибо Наде-azna за то, что она в трудную для меня минуту согласилась стать моим первым читателем и советчиком.

Да, кстати. Я КАТЕГОРИЧЕСКИ ПРОТИВ РАМЕЩЕНИЯ ЭТОГО ТЕКСТА, ЦЕЛИКОМ ИЛИ ЧАСТЯМИ, НА ДРУГИХ ИНТЕРНЕТ-РЕСУРСАХ БЕЗ МОЕГО СОГЛАСИЯ!

А тапкометание ОЧЕНЬ приветствуется тут

И теперь и на Рыбьей улице праздник! Машенька Morikvendi, спасибо тебе огромное. У меня просто нет слов - в кои-то веки.

 Отправлено: 30.06.10 18:44. Заголовок: То воскресенье прошл..

То воскресенье прошло хуже некуда – а иначе и не может быть, если оно убито на день рожденья свекрови, которая тебя не переносит. Сначала была «помощь в подготовке к празднику» под бесконечные рассказы о детстве «Игорёши», прерываемые лишь для снисходительных поучений, как правильно резать картошку и промывать рис, и пространных указаний, как правильно ухаживать за ее любимым «сыночкой». Потом пришлось до самого конца высиживать долгое застолье в компании родственничков, пьянеющих на глазах, норовящих плеснуть ей чего покрепче в бокал с соком и, обняв за плечи, рассуждающих громко, до чего же Игорёхе повезло, взял в жены «настоящую русскую девку, ядреную, в самом соку». Потом был долгожданный уход домой, опять же испорченный свекровью, – та, конечно, не могла не вручить им неподъемную авоську с остатками салатов под свое коронное: «Вот, сыночка, тут оливье, тут с крабовыми палочками, тут огурчики соленые, тут вареньице, а то когда еще вкусненького покушаешь, вон, как похудел, не ешь ничего с такой… работой». Но, оказалось, до исполнения заветной Ленкиной мечты - нырнуть в метро и забыть обо всем - еще жить и жить. Стоило им выйти из подъезда, как Гуцул сообщил, что ему до зарезу надо прямо сейчас забежать на минутку к приятелю Толику – тому самому, что еще в школьные годы то и дело мелькал на музыкально-ранеточном горизонте во всяких полукриминальных историях. Кулемина придурка-«звукорежиссера» с тех самых пор не переносила на дух и, хотя Игорь с ним по-прежнему общался, на порог своего дома не пускала и сама к нему заходить отказывалась наотрез, в крайнем случае предпочитая подождать мужа в подъезде на первом этаже, недолго, минут двадцать – на большее Гуцула, понимающего ситуацию, слава богу, не хватало. Правда, эти «крайние случаи» никогда не приходились на десять вечера, да еще после целого дня сплошной нервотрепки…
- Игорь, ты с ума сошел?! – чуть не заплакала Лена, когда стало ясно, что Гуцул не шутит. – И так день ужасный, маменька твоя мне мозг до гланд выклевала, а ты еще хочешь, чтоб я опять в подъезде сидела, как собака?
- Так, Кулемина, отключай бензопилу, - сморщился Гуцул. – Не хочешь ждать – езжай домой без меня, я попозже буду. И про собак не свисти, это у нас с тобой в подъезде бомжатник, а Толян как белый человек живет. Зеркала-цветочки, журнальчики-картинки, еще бы брюликов на почтовые ящики навешали...
Тащить на себе через пол-Москвы трехлитровую банку соленых огурцов, да еще с пересадкой, да еще на ночь глядя – в тот момент сил для такого подвига Лена в себе не нашла. Но и оставлять сумку Гуцулу тоже не хотелось. Не дай бог, засидится в гостях, салаты скиснут, свекровь потом заживо сожрет… С другой стороны, как бы Гуцул ни язвил, а подъезд у Толика содержался не местным ЖЭУ, а самими жильцами, поэтому был облагорожен получше некоторых квартир. Так что Лене, ожидая Гуцула, предстояло не подпирать стену у размалеванного лифта, а сидеть в кресле, стареньком, но чистом, приткнутом у залапанного журнального столика… И она, скрепя сердце, согласилась. Все-таки эта перспектива была на порядок лучше одинокой поездки на ночном метро.
Когда Толик открыл им подъездную дверь (судя по голосу в домофоне, он уже был здорово пьян), Гуцул, небрежно отмахнувшись от просьбы решать свои проблемы «в темпе рэпа», исчез в лифте, и Лена осталась одна. Хотя нет, не одна – в кабинке консьержки за прикрытым обрезком тюля стеклом кто-то сопел, возился и кашлял под натужные телешутки. «Прожекторперисхилтон», опять старье всякое крутят», - устало подумала Лена и сказала громко, чтоб консьержка услышала ее через закадровый смех:
- Здравствуйте! Я тут у вас посижу полчасика, мужа подожду, можно?
Ответом ей было громогласное старческое чихание, не разобрать, то ли мужское, то ли женское. Лена, сочтя это разрешением, запихнула сумку под в кресло и присела. Конечно, уют тут был сомнительный – кресло старое, с протертой обивкой, стол тоже знавал лучшие времена, еще и стоит вся эта роскошь так, что блок почтовых ящиков над головой нависает, того и гляди забодаешь. Хотя народ и старается, чтоб смотрелось не убого, вон, на стол здоровенный круглый аквариум поставили с какой-то тварюшкой… Но, в конце концов, Толик-придурок живет не в элитном доме с пентхаусами, а в обычной типовой новостройке, и вообще, надо спасибо и за это сказать, а то кое-кто бы сейчас стоял на своих двоих и бычки в подъездной пепельнице нюхал. Или еще хуже – к придурку в гости шел… Лена расслабленно развалилась в кресле, устало откинув голову на спинку. Воспоминания о безразмерном этом дне бурлили внутри, и она, чувствуя, как закипает в груди гремучая смесь из обиды и злости, тряхнула челкой, заставляя себя собраться. Спокойно, Кулемина, спокойно. Через пару часов ты окажешься дома и все забудешь – и день этот, мерзкий, как раздавленный таракан, и «свекровушку» с ее дебильной родней. Будешь дальше жить-поживать, добра наживать. А сейчас все нафиг, не думать ни о чем, не думать, забить голову каким-нибудь журнальным бредом, пока крышу не сорвало…
Она лениво зашарила по столу – сколько сюда приходила, тут всегда валялись допотопные выпуски «Каравана историй», пыльные, залапанные, с пожелтелыми растрепанными страницами. Но на этот раз журналов почему-то не было. Вообще на столе было пусто, если не считать аквариума, на который Лена поначалу не обратила толком внимания. Кулемина смерила равнодушным взглядом пузатую банку на засыпанной крошками гаммаруса газетке – там важно лавировал между кустиками водорослей желтый вуалехвост совершенно неприличных размеров. Смотреть на него Лене было неинтересно – нужен он ей, дома у Гуцула полный аквариум такого счастья, разве что помельче и полосатого, а так даже флакон с кормом у нее один в один. А вот фильтр в банке был прикольный, раньше ей таких не попадалось, хотя Игорь каких только гаджетов своим барбусам не таскал. Это чудо аквариумистики стояло точно в центре банки, и раструб его, зачем-то направленный не вбок, а вверх, выпускал очищенную воду вертикально, отчего на поверхности кипела пузырящаяся, почти фонтанная струя. Кому и зачем был нужен такой странный наворот – непонятно. «Да, совсем народ зажрался, уже в подъезде фонтаны ставит», - равнодушно подумала Лена. Водоросли в банке дрожали и колыхались, пенный бурун на поверхности шипел и булькал, пузатая живность вальяжно рулила растопыренным хвостом. – «Еще и рыб туда сажают, придурки».
Вуалехвост, янтарно блеснув чешуей, всплыл поближе к поверхности и уставился на Лену сквозь стекло.
- Что, карась, приплыл, в уху хочешь? – мрачно пошутила Кулемина. Заглянула в аквариум сверху – оценить, точно ли «карась» такой гигантский или это стекло так искажает. Дно, украшенное десятком прозрачных кругляшей искусственной гальки, было на удивление чистым, сквозь него можно было разглядеть газету, подстеленную под аквариум, и даже разобрать заголовок какой-то статьи. «А ВЫ БЫ ХО…..ЛИ ЧТО-Т… ..…МЕНИТЬ В СВО…… ЖИЗНИ?» - с трудом прочитала Лена - выпуклое, словно линза, дно искажало буквы, разбросанные там и тут синие стеклянные камешки и идущая от фильтра рябь мешали разглядеть. Странный какой-то заголовок, статьи редко так называют. Заголовок, после которого подмывает сесть и подумать, что же ее, Лену Гуцулову, не устраивает в этой жизни, подумать серьезно, забыв, что дело происходит в подъезде с претензией на роскошь, под бесполое кряхтенье в будке консьержа и развеселую заставку «Прожектораперисхилтон».
А действительно, что бы она хотела изменить? Кое-что бы изменила, конечно, не без этого. Чтобы дня этого паршивого не было, чтоб свекровь с ее вечными подначками провалилась куда-нибудь поглубже. Чтоб и без работы она, Лена, не сидела, и Гуцул чтоб из института после первого курса не вылетал, и родители перестали ныть о своей загубленной карьере. И, главное, чтоб не было того самого страшного периода в ее жизни – времени, когда исчез Степнов.

А комменты, как обычно, тут<\/u><\/a>

 Отправлено: 01.07.10 18:42. Заголовок: Куда пропал бывший ф..

Куда пропал бывший физрук после новогоднего вечера, не знал никто. Говорили, что он уехал из Москвы далеко-далеко, чуть ли не на Северный полюс, кажется, кого-то где-то тренировать, но точной информации не было. Дед, созванивавшийся со Степновым незадолго до его отъезда, на все расспросы только отмахивался и бурчал что-то сердито-неразборчивое – исчезновение Виктора навесило на него воз проблем со съемками фильма (режиссер, подлец этакий, безбожно перевирал сценарий, на игру актеров вообще без валокордина не взглянешь), и вспоминать дезертира-соавтора старику хотелось меньше всего. Рассказов, возможно, и был в курсе, но тоже молчал. И когда Новикова, которую убитый Ленкин вид к концу января достал до печенок, в наглую, прямо во время урока, озвучила этот животрепещущий вопрос, историк тут же отшил ее с невозмутимым видом: «А к чему это тебе, Лера? Мне кажется, эта информация никого из здесь присутствующих не касается». И спокойно посмотрел в глаза Кулеминой, а та сидела с вытянувшимся лицом, и тошно ей было, хоть плачь.
Вообще, находиться в школе стало невыносимо с первого же дня четверти. Мало того, что от тоски и угрызений совести (идиотка, нашла с кем целоваться на Новый год!) Степнов мерещился за каждым углом, так еще и виноватой в исчезновении физрука все считали Лену. Конечно, если бы он остался в Москве, если бы по-прежнему появлялся в школе время от времени, нарядный и успешный, про инцидент на соревнованиях, стоивший Гуцулу разбитого носа, все бы очень быстро забыли. Наоборот, завидовали бы – эх, повезло Степнову, в киношники затесался, и нервы целы, и зарплата не чета учительской!.. Теперь же физрук, любимый и коллегами, и учениками, стал объектом всеобщей жалости. С легкой руки Борзовой, при каждом удобном случае клеймившей Ленку за непристойное поведение, в глазах всей школы он (да и Гуцул заодно) стал невинной жертвой коварной вертихвостки, заморочившей голову обоим. Уже через неделю после начала учебы Лена перестала удивляться шушуканью учеников и осуждающим взглядам учителей, а публичные борзовские сентенции типа: «Запомни, Кулемина, алгебру учить – это тебе не физрукам глазки строить!» стали обычным делом. Не отвернулись от нее только девчонки из группы, Платонов да Белута с Гуцулом, хотя от последнего Лене первое время было больше расстройства, чем радости. Поначалу она еще чувствовала себя полной дурой, отдавшей конфету за пустой фантик, - променять Степнова с его терпеливой любовью на слюнявые поцелуи и дрожащие лапы ровесника, это какой дебилкой надо быть! Гуцул тоже был хорош, в разгар травли дарил ей свое внимание с таким пренебрежительным милосердием, что хотелось двинуть ему в глаз и убежать в слезах…Но через пару месяцев беспроглядной черноты она и сама уже верила, что одна во всем виновата и заслужила этот бойкот, что Гуцул – самый добрый и самый внимательный, а она не достойна такого друга. Друга, который всегда рядом, который в любой момент придет на помощь, ах, как здорово он на прошлой алгебре отшил Борзову, да так, что она, наконец, оставила ее, Ленку, в покое!..
Даже спустя пять лет вспоминать о тех месяцах было больно и стыдно. И, наверно, из десятка перемен, о которых она могла бы мечтать, эта была самой нужной.
- Что, зверь, хочешь знать, что бы я изменила в своей жизни? – спросила Лена вполголоса. Вуалехвост продолжал бессмысленно таращиться на нее сквозь стекло, шевеля прозрачными золотистыми плавниками, а бесполый консьерж в своей конуре все кашлял над шутками Урганта. – Я бы сделала так, чтоб Виктор Михалыч в свой Муходранск не уезжал, вот что. Тогда бы у нас, может... Ой, нет, нафиг все, не буду думать... Ты чего в кормушку лезешь, глупая? Есть хочешь?
Рыбка, выглядывая из воды, чмокала вытянутым в трубочку ртом. Лена, вздохнув, выудила из-за аквариума банку с кормом, щедро сыпанула в воду, усмехнулась, наблюдая, как тварюшка трясет в голодном припадке хвостом.
Тут громко, на весь притихший к ночи дом, загудело-завыло, из громыхнувшего дверями лифта на свет божий вылез Гуцул – все-таки молодец он, не заставил ее долго ждать, минут пятнадцать от силы.
- Что, Ленка-пенка, дрыхнешь?
- Нормальные люди дрыхнут дома, - отозвалась она, обреченно глядя на него снизу вверх. – Если до часу ночи в метро успевают.
- Успеешь-успеешь, куда ты денешься, - небрежно заверил ее Игорь, подходя вразвалочку. Судя по блеску в глазах и дикции, за компанию с Толиком он успел сделать то, чего не смел в присутствии маменьки – выпить в свое удовольствие, ни на кого не оглядываясь. – Одиннадцать только-только пропикало, детское время. Ну чего ты глазами хлопаешь, я тоже устал… Ух ты! А кто это тут такой хвостатенький? Ры-ыбка! Золотая! Это чем же тебя, такую здоровую, раскормили? Дай поближе на тебя посмотрю, красотка ты моя!
Он склонился над столом, заглядывая в аквариум сверху, как Лена не так давно.
- Ух, какой дивайс замечательный, и стоит, наверно, как шаттл «Дискавери», я тоже такой хочу… Стой, что это тут?.. «А вы бы хо… ху…». Блин, не разобрать ни черта…
- «А вы бы хотели что-то изменить в своей жизни?» - угрюмо перевела для не слишком трезвых Лена. Теперь все ее недавние рассуждения казались глупой шуткой – ну разве сейчас что-то изменишь, не бывает чудес на свете. – Игорь, пожалуйста, пойдем домой. Я действительно ОЧЕНЬ устала.
- Да погоди ты! – нетерпеливо отмахнулся Гуцул. Глаза у него жадно горели, Лена еще никогда его таким не видела. – Ты чего, Кулемина, это ж золотая рыбка! Еще и вопросы такие умные задает…
- Это не рыбка вопросы задает, это у тебя крышак съехал. Вопрос на газете написан, караси говорить не умеют.
- Молчи, женщина, сама ты карась!.. Так чего я изменить хочу, спрашиваешь, хвостатая? О-о, я много чего хочу! Хочу хату здоровенную, работу… любую работу, только чтоб напрягаться надо было поменьше и бабла – завались. И еще… тачку хочу! Крутую такую тачилу! Ну, можно и не очень крутую, «Форд Фьюжн» в самый раз. Черный, полированный, с бампером!
В каморке снова то ли закашлялся, то ли засмеялся консьерж – наверно, Светлаков в телевизоре отмочил что-то особенно смешное. И это словно стало последней каплей, переполнившей чашу Ленкиного терпения.
- Господи, Гуцул, ты достал уже! Сиди тут хоть до утра, давись своими салатами, целуйся со своей рыбой, со своими бамперами, а я домой поехала. Сил больше нет никаких!
Она вскочила с кресла – и откуда только прыть взялась! – поддала ногой жалобно звякнувшую сумку, нечаянно толкнула стол так, что вода в аквариуме заходила ходуном, выплескивая из кормушки гаммарус, и вылетела из подъезда под вопли: «Кулемина, ты офигела?! Психованная, банку с огурцами кокнула!». Тяжелая металлическая дверь хлопнула по косяку с оттяжкой, и Лена замерла на крыльце, загоняя поглубже накатившее, словно болевой спазм, отчаянье – а иначе будут слезы, она точно знала. Да пошло оно все к черту – и Гуцул, и жизнь такая! Господи, удавиться, что ли, может, полегчает! Ведь нет чудес на свете, и однажды совершенная ошибка будет грызть годами, и ничего не изменить, ничего, ничего!.. Горло сжало еще сильнее, будто настоящей петлей, сил сдерживаться больше не было. Кулемина даже не села, упала на скамейку, стоявшую у подъезда, судорожно обхватила себя руками, и, раскачиваясь от боли, беззвучно завыла на холодные июльские звезды: «Прости меня, прости! Я не хотела, чтоб ты уходил!». Чудес не бывает, это она знала точно.

А теперь получается, что золотые рыбки могут исполнять желания, переворачивая жизнь с ног на голову. Настоящее чудо случилось в прошедшее воскресенье, и сегодня, в среду, после двух дней безумия, она в это поверила. Поверила, сидя среди обычных людей в обычном вагоне метро, летящем через темноту тоннеля. Чудо случилось, а теперь идет самая обычная жизнь, в котором придется решать обычные человеческие проблемы. Например, как объясниться с надумавшим черт знает чего мужем, не загремев при этом в психушку. Ведь про то, что чудеса в этой жизни случаются, знают только они с Гуцулом да волшебный карась, живущий в прекрасном подъезде замечательного человека Толика...

Комменты все там же<\/u><\/a>

 Отправлено: 04.09.10 19:57. Заголовок: Я, как всегда, с опо..

Скрытый текст

Я, как всегда, с опозданием , простите поганку. А если б не Надина оперативность, было б еще позже. Надюша, спасибо тебе

Когда Лена выходила из перехода на «Полежаевской», от волнения ее уже потряхивало, как гончую перед стартом, а в душе был полный кавардак. Хотелось немедленно, сей же миг оказаться дома – вдруг Степнов придет пораньше, или догадается на городской позвонить, и тогда она объяснит ему все-все-все! И в то же время было страшно, она, кажется, ни разу в жизни так сильно не боялась. Вот ЧТО она Степнову скажет? Правду? Какую? «Прости, милый, я последние пять лет звалась мадам Гуцуловой, но потом встретила золотую рыбку, и она исполнила мою заветную мечту, а нервы я тебе мотала, потому что люблю сильно-сильно»? Да он ее тут же к психиатру потащит… Врать – тоже не вариант. Ей и Новикову-то вчера не удалось провести, что уж говорить про любимого человека, который знает ее как облупленную. После всего, что она за эти дни наворотила, Степнов вранье ей точно не простит, и пофигу ему будет, что врет она ради их общего счастья… Ко всему прочему, в очередной раз подтвердив жизненность законов Мерфи, начала решительно портиться погода – видимо, выставляя счет за неделю жары. Над сизой от выхлопных газов Хорошёвкой стояла духота, вязкая и густая, хоть ножом ее режь, на крыши дальних многоэтажек с востока стремительно и неумолимо наползали тучи. Кулемина, ныряя в полупустой троллейбус, косилась на них с опаской – зонт она, привыкнув к безоблачному небу, с собой не взяла, где-то пережидать дождь ей сто пудов не хватит терпения, но и мокнуть в километре от дома тоже не хочется… Оставалось только надеяться, что ей и на этот раз повезет.
Но, наверно, в небесной канцелярии решили, что трех дней бесконечных чудес на одну Ленку Кулемину вполне достаточно. И стоило ей, выйдя из троллейбуса, рвануть нетерпеливой рысью в сторону дома, как из сизой черноты, к тому моменту закрывшей все небо до горизонта, вырвалась молния - сверкающая, извилистая, ветвистая, не хуже прожектора на несколько долгих секунд озарившая улицу, утонувшую в сумраке. Нет, не добежать, сейчас польет.
Все-таки Лена ошиблась – не полило. Хлынуло отвесно сверху сплошным потоком, а перед этим еще и грохнуло с мощью артиллерийской батареи, так, что по всему району на десятки голосов завыла-заверещала автосигнализация. Кулемина, мгновенно промокшая до нитки, опрометью понеслась к дому, прямо по лужам, кипящим гигантскими пузырями. Беречь от воды дорогущие босоножки теперь уже не имело смысла – наверно, нырни она сейчас в Москву-реку, вряд ли бы ей удалось вымокнуть больше. Конечно, после сумасшедшего июльского пекла это было даже приятно, но… не в одежде же! За сплошной стеной дождя Лена толком не видела и не понимала, куда бежит, но упорно летела вперед что было сил на чистом инстинкте, словно ее канатом тянули. На что-то наскочила сослепу, больно стукнувшись лбом, но и тогда не потеряла направления. В конце концов, кросс под разверзшимися хлябями небесными, шишка на лбу, приступ топографического кретинизма, - все это было полной фигней по сравнению с предстоящим.
Дома, невежливо отмахнувшись от домработницы тети Васи, выскочившей в коридор с намерением похлопотать и обогреть («Срочно переодевайтесь, Леночка, вы же насквозь мокрая!»), Кулемина рванула в ванную. Когда отклеивала прилипшие джинсы, вдруг заметила, что руки у нее дрожат, хотя вроде бы не холодно. А потом потянула через голову футболку – и поймала в зеркале свое отражение. Мокрые волосы слиплись и торчат, как иголки у дикобраза, зеленовская тушь серым налетом расплылась по щекам, рот раскрыт, глаза ошалелые, как у завзятой истерички... Наверно, эта неземная красота и стала последней каплей. Упершись сжатыми кулаками в широкую раму, она зашипела себе в лицо чуть ли не с ненавистью:
- Успокойся, идиотка! Хватит трястись, включай мозги! И все будет хорошо. Ты поняла?! ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО!
Многократно испробованная в той жизни мантра сработала и в этот раз. А, может, помог контрастный душ – резким поворотом ручки от ледяной воды до кипятка и обратно. В общем, когда Лена вышла из ванной, ее почти не трясло. Однако потом оказалось, что мало просто взять себя в руки и как следует подумать о предстоящем объяснении, ко всему прочему надо набраться терпения. Ведь до вечера, на который запланирован судьбоносный разговор, еще предстоит дожить.
Сочетать ожидание с напряженной работой мозга оказалось делом непростым, а уж в присутствии реактивной тетечки, гремящей на кухне кастрюлями и снующей по всему дому с пылесосом наперевес, так и вовсе невыполнимым. Поэтому Лена, в приказном порядке отправив домработницу «отдыхать», сама доварила плов, пропылесосила квартиру, и, войдя в раж, перегладила кучу белья – пока руки были заняты делом, ее хотя бы не колотило. Потом, сворачивая провод парогенератора, подвела итог: в доме порядок, на душе более-менее спокойной, зато в голове по-прежнему ни одной идеи, как оправдаться перед мужем, не соврав и не угодив при этом в дурку. В сердцах запихнув гладильную доску в кладовку, Ленка возобновила мозговой штурм. Безрезультатно. Не помог ни кофе, ни слопанная целиком плитка шоколада, в голове по-прежнему был полный ноль. С отчаянья даже вспомнилось, как много лет назад Анька Прокопьева призналась по секрету, что «думать за жизнь» ей помогает игра на гитаре – дескать, если надо быстро решить какой-то вопрос, достаточно побренчать пять минут, и дело в шляпе. Воодушевившись, Ленка выудила из-за дивана найденную во время уборки «акустику» - а вдруг старый прокопьевский способ сработает и у нее? Не сработало. Минут десять она, старательно морща лоб, перебирала струны, а потом вдруг неожиданно для самой себя выдала экспромтом:

Если резать правду-матку,
За базаром не следить,
Можно против своей воли
Один домик посетить.
Там громилы-санитары,
И решетки в доме том,
Потому что этот домик
Называется дурдом!

Выскочившие из подсознания строчки, сыгранные на трех «блатных» аккордах, словно подвели итог ее метаниям. Наверно, ее житейская задача с кучей условий и в самом деле не имеет решения… И в тот момент, когда Лена запихивала гитару обратно за диван, пытаясь сдержать вернувшуюся в руки дрожь, в прихожей пронзительно запиликал звонок.
Звонил телефон. Не разбитый еще в полдень мобильник, теперь лежащий на тумбочке сиротливой кучкой запчастей, а городской, который Лена уже почти ненавидела - за обиженное молчание, за осточертевшего «выключенного абонента», регулярно выдаваемого трубкой на все попытки дозвониться до Степнова (в памяти аппарата оказался забит номер, да что толку). Кулемина, задохнувшись от накатившей паники, кинулась в коридор и рванула с базы трубку. В голове мелькнула шальная мысль: а вдруг это Степнов, сменивший гнев на милость? Сейчас он скажет: «Ленок, я тут подумал – а давай вообразим, что последних дней просто не было!». И все само собой наладится, и ничего не надо будет объяснять...
- Алло, Вить, это ты?
Голос дрожал и норовил сорваться, Лена заранее уже слышала хриплое степновское: «Да, Ленок, я». Но на том конце провода смущенно кашлянула женщина, вдребезги разбивая и без того хрупкую надежду:
- Привет, Лен. Это не Витя, извини.


Комменты, как всегда, тут<\/u><\/a>

 Отправлено: 05.09.10 23:15. Заголовок: Кулемина изо всех си..

Кулемина изо всех сил стиснула заледеневшие пальцы в кулак. Нечеловеческим усилием поборов желание запустить трубкой в стену, процедила сквозь зубы:
- Привет, я уже поняла. Ты кто?
Спокойная речь давалась просто с физическим трудом. Было совершенно все равно, кто это звонит, главное, что не Степнов, и теперь ей предстоит дрожать дальше еще неизвестно сколько времени, дрожать и ждать.
- Кулемина, ты чего, не узнаешь? – искренне удивилась тем временем невидимка. – Это же я, Полина.
- Какая Полина?
- У тебя много знакомых Полин? – на том конце провода коротко хихикнули. -Которая Зеленова!
- А, привет. Не узнала тебя сразу. Извини.
- Ерунда, не бери в голову, - знала бы Зеленова, какие нецензурные проклятья сейчас валятся ей на голову, вряд ли бы отмахивалась от фальшивых Ленкиных извинений так небрежно. – Лен, я чего звоню на ночь глядя… Ты не сердись, что мы долго тебя ждать заставили сегодня. Нам три аптеки пришлось обежать, представляешь? Одна закрыта была, в другой драмина закончилась, в третьей еще и очередь…
- Что закончилось? Я не поняла, - незнакомое слово шурупом ввинтилось в мозг, и Кулеминой помимо воли пришлось вникать в разговор, это отвлекало, не давая сорваться на крик и раздолбать к чертям телефон, хотя так хотелось.
- Драмина, лекарство такое от укачивания, я с утра перед поездкой забыла Маринке дать. В общем, мы два квартала прошли. Была б я одна – мигом бы вернулась, а с Маришкиными короткими ногами пока доковыляешь …
- Полин, ты сейчас не бредишь случайно, а? – ситуация была настолько абсурдная, что Лена окончательно пришла в себя. «Зелёнка», извиняющаяся за долгое отсутствие! Черт возьми, это еще вопрос, кто из них бредит! – Ты за что каешься, скажи? За то, что ребенку твоему плохо стало, а тебе пришлось по Москве носиться, лекарство искать?
- Да нет, Лен, не за это, - Полина шумно выдохнула в трубку. – За Игоря. Если он меня довел до того, что убить его захотелось нафиг, представляю, как он тебя достал… Мы когда вернулись, он уже вконец офонарел - с перекошенным лицом вокруг машины бегал, «Форду» все колеса испинал. Я про тебя спросила, а он разорался, как больной: «Почему так долго, почему так долго!». Я б тоже на твоем месте решила не дожидаться, с этим психом в одном-то салоне…
- Ладно, Поль, проехали, - от воспоминания о бывшем муже и последнем разговоре с ним у Кулеминой свело челюсть, как от зубной боли. – Черт с ним, с Гуцулом твоим. Сейчас-то он как, успокоился?
- Не знаю. Домой нас привез и свалил куда-то, еще не пришел, и телефон выключен… Лен, ты уж, пожалуйста, не обижайся на него сильно. Я понимаю, что он вел себя как свинья, да его в последние дни вообще не узнать. Наверно, все из-за «Кайена» того… Ты же в курсе этой истории?
- Нет. – Гуцуловы дела ей были совершенно до фонаря, особенно сейчас, но не перебивать же человека.
- Наверно, Степнов тебе не рассказывал… Гуцул на той неделе неудачно в пробке «Порше Кайен» объехал. «Фьюжику» нашему хоть бы что, так, ерунда, бампер поцарапан. А вот «Кайену» заднюю фару менять надо. И хозяин у него оказался тот еще придурок, начал Игорьку названивать, грозиться… Гуцул сначала психовал, потом в субботу успокоился, сказал, что решил вопрос, а вчера все по новой началось почему-то. Звонки, разговоры тайком от меня… Вот Игоря и заколотило.
- Ну и дела у вас творятся, зашибись… - протянула Ленка, изо всех сил изображая тактичный интерес и сочувствие. Наверно, в какой-нибудь другой день она обошлась бы без фальши и всех от души пожалела. А сегодня могла только гипнотизировать взглядом дверную ручку и терпеливо ждать, когда на том конце провода выговорятся, потому что плевать ей сейчас на семейство Гуцуловых с высокой колокольни.
- Да уж, действительно, «зашибись»… А ты-то как, Лен? Степнова, я поняла, тоже еще дома нет?
- Ага. И мобильный все не отвечает, я с городского звонила.
- Наверно, у них на пару с Гуцулом крышу снесло, шляются где-то в такое время, ищи их теперь с собаками. И хоть бы один о семье подумал! – вот теперь по проскочившим в Полинкином голосе стервозным ноткам можно было узнать прежнюю «дуру и козу». – Маришка третий вечер подряд ревет – папа на ночь сказку читать перестал, я уже замаялась ему оправдания придумывать. Сегодня вообще ее еле уложила, потому и звоню так поздно…
- Перестань, Полин, почему поздно-то? Это вы что-то рано спать ложитесь…
- Ничего себе «рано»! Одиннадцатый час уже вообще-то.
- Как одиннадцатый?! – Кулемина ошалело вскинула взгляд к часам, только сейчас сообразив, что за проведенные дома полдня ни разу не поинтересовалась точным временем – не до того было. Казалось, раз Степнов еще не пришел и в окнах светло, значит, не поздно. Двадцать два пятнадцать, вот тебе и «не поздно»!.. Куда же тогда Витя пропал, он в восьмом часу всегда приходит! – Вот ведь черт…
Полина было всполошилась:
- Что «черт», Лен?.. – но тут из трубки послышался приглушенный расстоянием детский рев, и Зеленова нервно выпалила: - Маринка что-то плачет, Кулемина, я тебе завтра перезвоню.
В ухе дробно пикало, а Лена все стояла, не опуская телефона. Полдня она тряслась, боясь разговора с мужем, а теперь оказалось, что это не страх, а так, фигня полная. Страх – это когда ты ждешь любимого человека, не зная, ни где он, ни что с ним, а сроки все давно вышли… Черт, будь что будет – скандал, дурка, без разницы. Лишь бы Степнов вернулся домой, лишь бы с ним все было хорошо.
Следующий час Кулемина металась по дому, как раненый зверь. То снова и снова пыталась дозвониться до мужа, хотя от кукольного голоса, повторяющего одно и то же про «зону действия сети», ее уже трясло, то терзала трубку в поисках телефона Рассказова – тоже без толку, в базе номера историка не оказалось. То сидела на подоконнике, прилипая взглядом к каждой машине, заезжающей на парковку, то неслась в прихожую, услышав, как в притихшем к ночи подъезде гулко стартует лифт.
Когда короткая стрелка на часах перевалила за цифру «11», она стояла на темной кухне у приоткрытого окна, устало подставляя лицо сладкой ночной прохладе. Долгий июльский вечер, наконец, закончился, сгустились сумерки, и выглядывать с высоты пятнадцатого этажа степновскую «Тойоту», знакомую только по новым воспоминаниям, уже не было смысла - что там разглядишь, в темном-то дворе, кроме света фар?.. Хорошёвское шоссе все еще гудело за домами, глядящими в ночь желтыми глазами окон. Наверно, где-то там, в череде тормозных огней, тревожно-красных, как мулета, едет с работы Степнов. А, может, еще не там, а, может, вовсе не домой, или совсем не едет, как знать… Вздохнув, Ленка с трудом заставила себя отлипнуть от оконной рамы. Надо свет включить и хоть чаю выпить, что ли, так ведь и зареветь недолго. Щелкнула кнопкой на висевшем над столом бра, с грохотом поставила на стол кружку, плеснула заварки, кипятка из бойлера. И за унылым звяканьем ложки, которой размешивала сахар, не сразу расслышала, как в замочной скважине поворачивается ключ.


Комменты туточки<\/u><\/a>

 Отправлено: 06.11.10 00:06. Заголовок: Девочки, автор регул..

Скрытый текст

Девочки, автор регулярно смотрит на календарь, знает, что это ни в какие ворота, и очень-очень извиняется . И, виновато ковыряя тапком паркет, надеется, что размер проды поможет его, автора, извинить поскорее

Слава тебе, Господи, живой!.. Сердце скакало в груди, как мячик для пинг-понга, когда Лена, перевернув кружку с чаем, вылетела в прихожую. И остолбенела перед открытой дверью, не в силах сообразить, почему это на пороге вместо мужа, звеня брелоком, стоит Рассказов, да с таким выражением лица, что впору сразу звонить в «Склиф». Но пока она заново училась дышать, бывший историк, выдав ей непонятный взгляд, шагнул в квартиру со словами:
- Открыто, Вить, заходи.
Из-за косяка, в развороте закрыв широкими плечами дверной проем, неторопливо вышагнул Степнов. Замер на пороге на несколько секунд – одна рука в кармане, снятый пиджак небрежно закинут за плечо, неподвижный взгляд устремлен куда-то в стену поверх Ленкиной головы. Живой и здоровый, разве что рукав черной рубашки испачкан в побелке. Кулемина, чувствуя, как где-то внутри расслабляется пружина, закрутившаяся было до предела, опустила прижатые к щекам кулаки.
- Господи, Витя, ну где ты был…
Не удостоивший ее взглядом Степнов молча прошел в квартиру, покачнулся, и Ленка, снова ахнув про себя: «Что с ногой?», тоже подалась вперед – поддержать. Но тут вгляделась в пустые, как синее стекло, глаза и все поняла.
Черт, она за эти две минуты чего только себе не надумала, а он просто пьян! Не было ни позднего совещания, ни «Склифа», была просто бутылка водки в компании лучшего друга. Ну да ладно, пьяный – не больной, с утра хлебнет рассолу и будет опять огурцом.
- Вить, ключи на тумбочке, - Рассказов зазвенел связкой, и, пока Степнов мычал свое «угу», Ленка снова покрылась холодным потом, уставившись на брелок с логотипом «Тойоты».
- А машина где? – голос у нее теперь тоже звенел, как та связка. – Вить, ты в таком виде за руль садился?
- О! Мы опять на «ты»! Счастье! – неожиданно связно сообщил угловому шкафу муж, наступая на пятки зашнурованных туфель. Но Ленка его достойный трезвого человека сарказм пропустила мимо ушей:
- Витя! Я спрашиваю – ты сам машину вел?
- Успокойся, Лен, - вместо Степнова, брезгливыми кошачьими движениями стряхивающего туфли с переломанными задниками, отозвался Рассказов. – Я его довез, а ваша машина на стоянке у офиса.
Кулемина с сомнением уставилась на историка (хоть тот, в отличие от друга, и не был пьяным в хлам, но образец трезвости собой тоже не являл), потом вспомнила про шофера и успокоилась. А Степнов, тем временем благополучно уронивший пиджак мимо вешалки, с целеустремленностью бронепоезда протопал в спальню, на ходу расстегивая рубашку, да так, что черные пуговицы горохом посыпались на пол. Лену он на ходу чуть не зашиб плечом, и она, еле успев отскочить к стене, растерянно захлопала глазами ему вслед. У него теперь что, игнор такой, или он ее просто не видит спьяну?.. Пока она стояла в полном ступоре, в глубине полутемного коридора раздался собачий зевок, по ламинату зацокали когти. Это Милли, сонно виляя обрубком хвоста, слезла с подстилки за порцией хозяйского внимания. И тут же, наверно, пожалела о своем порыве – вместо того, чтоб погладить, гуляка-хозяин об нее споткнулся и с размаху наступил на лапу.
- Милька, не ходи босиком, - походя бросил взвизгнувшей спаниэльке Степнов, исчезая в спальне, где тут же что-то упало с диким грохотом. Это и вывело Ленку из ступора. Пора было принимать решительные меры, пока собаке не оттоптали еще что-нибудь и в доме цела хоть какая-то мебель. Кажется, на кухне есть аптечка? Ну, будем надеяться, активированный уголь в ней найдется…
Когда она с кружкой воды и блюдцем, полным черных таблеток (десять штук на примерный центнер степновского веса плюс еще две для верности), вышла из кухни, в прихожей ее тормознул Рассказов.
- Лен, можно тебя на два слова, - он, всеми забытый, так и торчал у двери, держа в руках степновский пиджак и почему-то совсем не торопясь уходить.
- Хорошо, Игорь Иль… Игорь, - быстро поправилась Ленка, заметив, как дернулась у экс-историка бровь. – Я сейчас, освобожусь только.
И кивнула в сторону спальни, где все продолжало грохотать и сотрясаться. Рассказов близоруко сощурился на блюдце, хмыкнул:
- Ладно, давай, лечи, пока он весь дом не разнес.
В спальне тем временем с нецензурным возгласом рухнуло что-то живое, и Лена проворчала:
- Да уж скорее соседи ментов вызовут…
Беспорядок в спальне стоял страшный – и, действительно постучи в дверь милицейский наряд, объясняться Лене все-таки пришлось бы. Лампа с китайским абажуром перевернута, сдернутая с роликов дверца шкафа-купе плашмя лежит на полу, повсюду разбросаны вывороченные наружу вещи вместе с плечиками… И посреди всей этой красоты, как последний штрих к пейзажу, с видом оскорбленной невинности возвышается Степнов в трусах, одном носке и рубашке без единой пуговицы, безуспешно пытающийся вставить в зажимы вешалки вывернутые наизнанку брюки.
- Вить, ты что тут натворил? – Ленка вздохнула, не зная, смеяться ей или плакать. –Хватит уже буянить, я тебе уголь принесла.
Без приключений впихнуть в мужа лекарство не удалось. Сначала он все бурчал: «Отстань» и надменно отворачивался, а Ленка твердила: «Витя, надо, пей!» и ходила вокруг него с блюдцем как заведенная. Потом их величество, наконец, снизошли, но черные таблетки вываливались из степновских пальцев, неповоротливых спьяну, и пришлось силком запихивать лекарство ему в рот с руки, как прикормку дрессированному медведю, а он все норовил отдернуть голову и твердил упрямо: «Не лезь, я сам»…
- Что, не умер? – сглотнув, спросила Лена и поставила на блюдце пустую кружку. Степнов помолчал, глядя мимо нее мутно-синими глазами, потом сообщил, старательно ворочая языком:
- Не дождешься.
- Дурак ты, Степнов, – вздохнула она. Забрала у него вешалку с брюками, которую он все продолжал держать в руке, бросила на кровать: - Иди в душ, горе луковое.
- Угу, - кивнул в пространство муж, соглашаясь. – Действительно, горе.
Конечно, за такие слова на него можно было обидеться, но у Лены не получилось - наверно, оттого, что уж слишком она его сегодня ждала. А, может, потому, что минуту назад от каждого прикосновения его губ к ее ладони руку будто горячими иголками кололо и дышать получалось через раз... Так что пускай хоть матом на нее ругается, главное, что он дома, такой большой и горячий, как печка. Рот у него был черный от угля, Лена, затаив дыхание, взялась было вытирать пальцами, но Степнов снова отдернул голову и буркнул: «Не трогай». И ушел, покачиваясь, в ванную, даже в одном носке совсем не смешной. И правильно, что ушел. Пока в коридоре нервно барабанит пальцами по тумбочке позабытый гость, касаться полуголого мужа, которого только что, краснея и бледнея, кормили с руки, действительно не стоит.
Рассказов дожидался ее в прихожей, всем своим видом изображая ангельское терпение. Степновский пиджак он догадался-таки повесить на крючок и теперь крутил в руках обломки Ленкиного мобильника, все так же валяющиеся на тумбочке.
- Лен, ты скоро? – с выражением голубиной кротости на лице спросил он.
- Сейчас-сейчас, - смущенно промямлила Кулемина, мышкой проскакивая мимо него на кухню. Сунула в мойку блюдце, плеснула снова в кружку из фильтра, выпила залпом. Не помогло, пришлось умыться холодной водой, правда, и с этого проку было немного. Но хотя бы лицо поменьше стало гореть, и то счастье, теперь не стыдно на глаза Ильичу показываться…
- Лен, скажи, пожалуйста, что у тебя с телефоном? – поинтересовался он, когда Кулемина вырулила-таки из темной кухни. Уставился на ее мокрую челку, на все еще розовые щеки, усмехнулся то ли насмешливо, то ли недоверчиво, и Ленка разозлилась. Что он себе позволяет, этот «мистер Твистер» местного разлива? Можно подумать, она только что из борделя выползла! Да даже если бы и выползла, ему-то какое дело!
- С телефоном – ничего. Разбился, как видишь, - сердито дернула она плечом и в отместку стала разглядывать экс-историка так же нахально-беззастенчиво. Удивительное дело, резкий переход из учителей в преуспевающие бизнесмены на внешнем виде Игоря Ильича совсем не отразился. Никаких костюмов, галстуков и запонок с брильянтами, Рассказов по-прежнему выглядел просто до безобразия, разве что в плане принтов на футболках стал менее раскован да китайские джинсы сменил на «Кельвин Кляйн». И у этого человека – машина с шофером? Ой, мама, не смешите меня…
- А как это случилось все-таки? – Рассказов потер пальцем трещину на экране мобильника. – Специально молотком прошлась, наверно?
- Вообще-то уронила. Нечаянно, - Ленка еле сдержалась, чтоб не нахамить. Он и в самом деле думает, что она нарочно, или прикидывается? – Когда оно падает экраном на кирпич, и одного раза хватает.
- Ну да, конечно, - очень правдоподобно согласился Рассказов. – Теперь, по крайней мере, понятно, почему Витя до тебя не дозвонился.
- Я до него тоже не дозвонилась.
- Ну, так и он свой телефон, можно сказать, уронил, - без тени улыбки сообщил экс-историк и, порывшись в карманах степновского пиджака, выгреб на тумбочку еще один набор запчастей, пересчитал: – Раз-два-три, четыре-пять… вроде все. А, и вот симка.
Ленка вгляделась в кучку деталей, из которых только аккумулятор выглядел целым, и вздохнула. Узнать в этих обломках новенькую «Нокию», которую она вроде бы дарила мужу на день рождения, можно было только по цвету разбитого корпуса, и то с трудом… Выходит, она зря весь день терзала городской телефон, звонить было просто некуда.
- Куда это Степнов его уронил? Под КАМАЗ? Или под каток асфальтовый?
- Нет, не угадала. С размаху об стену, это тоже хороший результат дает. – Рассказов был, как всегда, невозмутим, но в глазах плясали чертики. – И тоже совсем нечаянно. После того, как ты сначала смс-ку странную прислала, потом трубку черт знает сколько не брала, а напоследок еще и из сети пропала.
Ленка, стиснув зубы, уткнулась лбом в косяк. На кого пенять, она уже не знала, – то ли на Степнова с его импульсивностью, то ли на себя, тормознутую. Блин, ведь она через пять минут с зеленовского телефона перезвонила!..
- Лен, ты меня, конечно, извини, - продолжал тем временем Рассказов, почти до минимума убрав из голоса сарказм, - раз уж я в курсе ваших дел, может, ты хотя бы мне сейчас объяснишь, что у вас с Витей происходит?
Ленка с сердитым удивлением подняла на историка глаза. На ее памяти, и в первом варианте, и во втором, Рассказов никогда не вел себя ТАК… он что, в этот раз выпил больше обычного? Или она, Лена, настолько перед всеми виновата? Один сначала дареные мобилы об стены бьет и весь день прячется, как партизан в чащобе, потом другой в глаза смеется и допрос устраивает… Хотя с Ильича чего взять, он с Витькой в одном кабинете сидит, значит, целый день на этот цирк любовался. И вечером, когда пили, наверняка всякого наслушался… Тут не только стебаться начнешь - истерическим смехом зайдешься. Но это все равно не дает ему права так бесцеремонно лезть к ней в душу.
- Во-первых, ничего у нас с Витей не случи… - твердо начала она. Но тут сердце у нее снова подпрыгнуло и слова застряли в горле, потому что на другом конце коридора, звонко клацнув замком, распахнулась дверь в ванную, и оттуда выплыл благоухающий шампунем Степнов. Одетый в домашние джинсы, с мокрыми волосами и полотенцем на голом плече, поджарый, загорелый, в меру мускулистый, - одним словом, мужской «глянец» нервно курит в углу. Холодный душ в комбинации с активированным углем явно пошли ему на пользу: на кухню мимо застывшей Ленки он прошел уверенной походкой вполне вменяемого человека. Впрочем, на настроении его это вряд ли сказалось, выражение лица у него по-прежнему было непроницаемое, на Кулемину он все так же демонстративно не смотрел и разговаривать явно не собирался, один лишь Рассказов удостоился сдержанного: «Погоди, Ильич, я сейчас». Но Лене уже на все было наплевать. Пока он с жадно пил воду из пивной литровой кружки, она смотрела на него, не отрываясь, и удивлялась сама себе. Неужели она когда-то могла жить без него? Не видя, не слыша дыхания, не чувствуя исходящего от него тепла? Остатки былой памяти, почему-то не такие блеклые, как час назад, подтверждали – могла и жила. Но то было раньше, а теперь – она знала точно – не выживет и не сможет. Не то чтобы не видеть и не касаться, просто не ощущать его присутствия в своей жизни не сможет больше ни за что. Вспомнилось, как от руки растекался вниз по телу жар, когда он, насупленный, губами брал с ее ладони черные таблетки, потом явились совсем уже непрошенные гости – видения прошлой ночи, сладкие, безумные, черт, а она все Лерке не верила, что с мужчиной может быть ТАК…
- Кха-хмм! – раздалось у нее над ухом – то ли смущенное, то ли предостерегающее. Ленка, вздрогнув, вернулась в реальность. Глянула на стоящего рядом Рассказова и покраснела до самой шеи. Полюбовалась, называется, голым Витькиным торсом. У нее что, все мысли на лбу были написаны?.. Видимо, да - бывший историк, только что на правах друга семьи игравший в полицию нравов, теперь стеклянно отводил глаза с видом человека, ненароком влезшего в чужую спальню.
- Игорь, ты чего в дверях торчишь? Заходи в дом, чаю выпьем, - вернувшийся в человеческий облик Степнов вышел, наконец, в прихожую и решил изобразить радушного хозяина. Но Рассказов, снова смущенно кашлянув, заторопился.
- Не, Вить, я пойду, поздно уже. Мне еще с Соней объясняться, - покосился на Лену и отступил к порогу. Боится, как бы она тут стриптиз сейчас не устроила, что ли? – Да и у вас… свои дела.
- Нет у нас никаких СВОИХ дел, - демонстративно игнорируя стоящую рядом жену, заявил Виктор. Но Рассказов так просто переубеждаться не желал:
- Сейчас нет, так скоро будут. Когда в семье все нормально, свои дела – это святое, - он взялся за дверную ручку, снова кинул на Лену быстрый взгляд и вдруг, словно на что-то решившись, попросил: - Лен, я понимаю, это очень невежливо… но ты не могла бы нас с Витей оставить на минутку?
Удивляться дальше и опять таращиться на Рассказова, как на идиота, Лена уже просто не могла. Что поделаешь, ну, день у бывших школьных работников выдался совсем непростой, у обоих крыша снесена до фундамента, и такое бывает. Поэтому она, смерив застывшего на пороге историка усталым взглядом, пожала плечами:
- Да фигня вопрос. Пойду в спальне погром разгребать, там возни еще на час.
- Спасибо, Лен. И спокойной ночи. Соне привет от тебя я передам.
«Соня, Соня! Что за Соня у него такая вместо Каримовой?», - сердито думала Кулемина, нахлобучивая на лампу абажур. – «Не помню, хоть убей, а ведь уже, наверно, пора…». Собственная память теперь напоминала ей слоеное желе – тут воспоминания из одной реальности, там из другой, и все одинаково блеклое. Это состояние Ленку уже почему-то не пугало, желания бежать на прием к психиатру тоже больше не было. Кажется, она просто привыкла к этой чертовщине, тем более, что скоро все должно закончиться. Старая жизнь забудется окончательно, новая – вспомнится до последнего денечка, а что процесс этот идет все медленней и медленней… ну, наверно, так и должно быть. И вообще, не это сейчас главное.
«Главное» напомнило о себе минут через десять, когда половина разбросанных вещей уже вернулась в шкаф, а в прихожей с лязгом захлопнулась входная дверь. По коридору, отдаваясь у Лены в груди противным еканьем, раздались неторопливые мужские шаги, и на пороге спальни замер Степнов - руки скрещены на голой груди, джинсы в мокрых пятнах (то ли в ванной уронил, то ли с волос накапало), полотенце перекочевало с плеча на шею. Привалился плечом к косяку и сверлит подозрительным взглядом исподлобья, губы плотно сжаты. Кажется, разговаривать с ней он опять не собирается. Ну, хоть посмотрел, и то счастье.
- Что, нашептались уже? – спросила Лена, сама поражаясь своему небрежному тону (и откуда храбрость-то взялась, скажите, пожалуйста!). Муж, видимо, удивившись тому же, скривился насмешливо. Будто нехотя отлип от косяка, прошел по спальне, перешагивая через разбросанное барахло, сел на кровать поверх покрывала и снова уставился на нее тяжелым взглядом. Опять молчит. Молчит и смотрит. Блин, ну неужели она так виновата, что даже полслова ей сказать нельзя?! Она что, даже ругани недостойна?!.. Несколько минут Лена, чувствуя себя мишенью в перекрестье снайперского прицела, подбирала с пола рубашки и галстуки, а потом, когда ее уже заколотило от напряжения, он вдруг спросил, разбивая прочное, как расстрельная стенка, молчание:
- Лена, скажи мне, пожалуйста, что это было? Сегодня, вчера, вообще все эти дни. Только не ври, очень прошу.


Комменты здесь<\/u><\/a>

 Отправлено: 10.01.11 21:52. Заголовок: Девочки, я извиняюсь..

Девочки, я извиняюсь снова и опять, но... так получилось.

«Шлеп!» - перегруженная вешалка для галстуков, взмахнув шелковыми щупальцами, выскользнула из ослабевшей руки – от неожиданности, наверно. Хотя какая уж тут неожиданность, полдня Лена ждала этого разговора, весь вечер к нему готовилась, знала, что никак от этого счастья не отвертеться… и все равно сердце стукнуло не в ритм. А он смотрит исподлобья, как она ползает по полу, подбирая эти треклятые галстуки, и все давит, давит взглядом, будто дырку просверлить хочет. Чего ж не давить, ему ответ нужен. А у нее как раз с ответами страшная напряженка.
Галстуки путались в дрожащих руках, валились обратно раз за разом, и Лена плюнула на это дело. Отпихнула клубок, тускло переливающийся в свете лампы, и устало присела, обняв колени, на так и лежащую на полу дверь шкафа-купе.
- Вить, - выжала она из себя, разглядывая оборку свесившегося до пола покрывала. Поднять глаза на угрюмого мужа не получалось, хоть убей. - Я… я не знаю, что тебе сказать. Честное слово, не знаю. Ты мне просто не поверишь.
У нее перехватило дыхание, словно от прыжка с «тарзанки». Да что там «тарзанка», сигануть в омут головой или с крыши вниз наверняка было бы ненамного сложнее. Однако Степнов ее отчаянной честности не оценил.
- Значит, опять двадцать пять, - мучительно хрустнув пальцами, процедил он после очередной долгой паузы, во время которой Ленка сидела ни жива, ни мертва, чувствуя, как шевелятся волосы на затылке от холода, вдруг накатившего в разгар июльской ночи. – Значит, опять секреты и вранье. А я-то, лох, Рассказова послушал…
- А причем тут Рассказов?! – тут же в испуге вскинулась она, перекатившись на колени. Оказалось, смотреть на мужа у нее очень даже получается, главное – как следует испугаться. Вот только он теперь на нее не смотрел. Устало свесив руки с колен, опустил курчавую голову и, кажется, опять не собирался отвечать.
- Витя! Что Рассказов тебе наплел?! - Лена тем временем обмирала все больше и больше. Так вот зачем Игорь ее из прихожей выставил! Рассказовские байки в придачу к холодной степновской обиде… Все, это кранты, тут ей точно не выстоять.
- Витя, послушай меня. – Она и сама не заметила, как оказалась рядом, совсем близко. Обняла за ногу, намертво – не оторвешь! – вцепилась в жесткую штанину. Говорила быстро, первое, что в голову пришло, и плевать уже было, поверит он или нет, лишь бы только пробить эту ледяную стену, что выросла между ними и становилась тоще с каждой секундой. – Витя, я не знаю, что тебе наплел Рассказов, только он ничего не знает. Совсем ничего, понимаешь? Значит, и говорил он тебе неправду. Вить, я много глупостей всяких наделала за эти дни, наболтала тебе всякой шняги, но объяснить, почему так было, действительно не могу, ты меня к врачу потащишь. Без шуток, сам в смирительную рубашку и запакуешь. Я тебе только в одном могу поклясться – что этого не будет больше. Никогда не будет, ты мне веришь, Вить?!
Сидя на полу, она обнимала его за обтянутую джинсовкой ногу, ловила безвольно свисающие пальцы и все пыталась заглянуть в глаза. Бесполезно – сначала он угрюмо смотрел в одну точку, не обращая на нее внимания, а потом и вовсе зажмурился, как от боли, только черные ресницы дрожали. Лену уже саму трясло, от отчаянья хотелось выть. Никогда в своей жизни она ТАК его не умоляла… даже тогда, на выпускном. Просить – было дело, со слезами на глазах просила поверить, но вот так униженно, фактически на коленях, вымаливать прощение…
- Черт побери, Степнов! – голос норовил сорваться, горло больно сжимало, но она терпела, из последних сил держась, чтобы не зареветь. – Ну, неужели это так сложно - забыть эти чертовы три дня? Или я такая плохая, что мне и на слово нельзя поверить?!
Чувствуя, что еще вот-вот – и будет поздно, она отпихнула его колено, неподвижное, будто каменное. Закусив губу, отвернулась, стиснула пальцами переносицу. Черт, будь что будет. Если это единственный выход, она расскажет, а Степнов пускай поступает, как считает нужным.
- Хорошо, Вить, я расскажу, - слова приходилось буквально выпихивать из сведенного судорогой горла, а собственный голос казался непривычно тонким и ломким. – Правду расскажу, не думай. И раньше тоже правда была, до последнего слова. Только в дурдом меня не сдавай, как все узнаешь. Пожалуйста. Я там умру. БЕЗ ТЕБЯ умру.
Задавленные внутри слезы искали выхода, Лена, по-прежнему пряча лицо, шмыгнула носом. Открыла уже рот, чтобы начать… но тут рядом с ней что-то шевельнулось, и две сильные руки потянули ее с ковра вверх, подхватив под локти. Она и сама не поняла сразу, что случилось, кто ее тянет и зачем, а потом оказалось, что сидит на кровати рядом с мужем.
- Все, хватит унижаться и реветь, - буркнул Степнов в сторону. Ей показалось, или голос у него в самом деле дрогнул? – И на Рассказова нечего наезжать не разобравшись. Он, наоборот, за тебя заступался сейчас.
- Не реву я, - выдохнула Ленка, чувствуя, как отпускает горло спазм. С надеждой заглянула ему в лицо, которое вдруг оказалось так близко – не иначе как чудом. Он все еще хмурился и смотрел вбок, и, хоть и сам поднял с ковра, близко к себе не привлекал, все сидел истуканом, уронив руки на колени. Ледяная стена еще не растаяла, но это было уже хоть что-то, хоть какой-то сдвиг.
- Ну, что, начинать исповедь? – не сводя с него глаз, она вытерла нос запястьем. Сидеть рядом с ним, полуголым, пахнущим ментоловым шампунем, буквально кожей ощущая каждый разделяющий их миллиметр, не смея обнять и прижаться, - ну не дура ли она после этого? Хотя, с другой стороны, может, так будет проще…
- Не надо, - тем временем упрямо качнул он головой. – Не рассказывай ничего, не хочу уже знать. Что я, садист, что ли…
Ленка чуть не задохнулась от облегчения. Неужели все закончилось?.. Нет, не все – суровый муж по-прежнему смотрел в сторону и хмурился. И вдруг, резко повернув голову, уставился на нее в упор.
- Ты мне только одно скажи, и закроем тему, - взгляд мутно-синих, еще пьяных глаз был тяжел, хоть гвозди заколачивай. – Если ты мне все время правду говорила, то почему вчера ночью плакала?
От неожиданности Кулемина вытянулась рядом с ним в столбик, рассеянно открыла рот. Объяснить, отчего ей вчера ночью приспичило в кои-то веки пореветь, было ненамного проще, чем поведать историю своей жизни с Гуцулом. Но уж на этот вопрос что-то сказать надо, хотя копаться в ТЕХ воспоминаниях, пытаясь найти какую-то логику в буре собственных эмоций, - это ж чистой воды мазохизм.
- Я… я просто… - бездумно промямлила она, уставившись невидящим взглядом мимо Степнова. И, когда затянувшаяся пауза уже стала тяжелой, как гиря, вдруг неожиданно сказала китайскому абажуру: - Мне просто так хорошо тогда было, и тут вдруг вспомнилось – каково это, жить без тебя…
Наверно, Лена поутру не зря ломала голову, пытаясь найти оправдание самой себе, - ответ этот выскочил сам собой, словно сидел в памяти, заранее заготовленный, значит, был правдой. Она дернулась было, сообразив, что выдала-таки себя, но Степнов, не обратив внимания, уже выдохнул с облегчением:
- Ну, слава богу. А я уже подумал, как тогда…
- Что «как тогда», Вить? – разговор так удачно сворачивал в сторону от Ленкиного неосторожного «вспомнилось», что грех было не воспользоваться. А ссутулившийся Виктор выпалил, нервно взмахнув рукой:
- Ну, я думал, что опять больно тебе сделал, как в тот раз. Ты ж тогда тоже плакала…
- Мне - больно?! – фыркнула Ленка. Вдруг оказалось, что никакой ледяной стены между ними больше нет, и говорить с ним стало легко до безобразия. – Вить, ты с ума сошел?
Она чуть было не предложила Степнову пройтись по соседям - вот уж кто наверняка расслышал во всех подробностях, как ей прошлой ночью было «больно»! Но искоса глянула на него, гоняющего по скулам желваки… и тут вдруг поняла, с чего его так заклинило на этих чертовых слезах (тоже, блин, событие, поревела девушка раз в сто лет!), и что же, собственно, имеется в виду под загадочным словосочетанием «тот раз». Да он про их первую ночь никак не забудет.
В принципе, в «тот раз» не случилось ничего страшного, а уж по сравнению с вариантом из прошлой жизни вообще все было зашибись. Ну, верил наивный Степнов до последнего, что у нее с Гуцулом «все было», ну, был чуть менее осторожен и чуть более тороплив, чем следовало. Но ведь остановился сразу, как только понял, да и Ленка от болевого шока умирать не собиралась, тем более что ощущения перед этим были совершенно фантастические, Степнов старался, как мог. На боль в тот момент ей вообще было глубоко фиолетово. Пока обалдевший Виктор таращился на нее с края дивана, ей вдруг стукнуло в голову: вот он, рядом, такой большой и красивый, и он только что стал ее первым мужчиной, и дальше все будет хорошо, а ведь неделю назад, на негнущихся ногах уходя со школьного двора под расцветающий в небе салют, она была уверена на все сто, что навсегда его потеряла! И, когда отмерший, наконец, Степнов с еле слышным: «Леночка, очень больно, да?» попытался заглянуть ей в лицо, она уткнулась носом ему в плечо и заревела – по большому счету, от радости. Виктор же сначала гладил ее спине дрожащими руками, а потом кинулся нарезать круги, предлагая то воды, то чаю, то валерьянки. Ну, теперь все понятно. А она-то все гадала тогда поутру, с чего это он такой виноватый. И ведь столько лет с этой глупостью в душе жил…
- Витька, ну, ты совсем дурак, - вздохнула она, чувствуя, как отпускает. Одновременно хотелось смеяться, настучать ему по голове и зацеловать до одури. - Вроде такой большой, такой умный, но как чего себе придумаешь! Я с тебя валяюсь просто.
- Что, действительно такой бред? – Степнов смотрел на нее недоверчиво, хотя жесткая складка в углах губ уже разгладилась.
- Да фигня полная! Блин, ты бы хоть спросил! От счастья я тогда ревела, что ты со мной, а не с этой дурой в «баранках», понимаешь? – она и сама не заметила, как оказалась у мужа на коленях. Запустила пальцы ему в волосы, встряхнула, выдохнула в лицо, мгновенно шалея от его близости: - Не сомневайся больше во мне, Вить. Слышишь? Я в себе еще могу, а ты во мне – не смей. Понял?
Он только судорожно вздохнул, наконец-то прижимая ее к себе. Лена сама нашла его губы, он тут же ответил - почти яростно, будто вкладывая в поцелуй терзавшие его весь день страсти. Дыхание перехватило, Кулемина отпрянула, хватая ртом вдруг сгустившийся воздух… а потом комната перекувыркнулась, под спиной прогнулся, жалобно охнув, матрас, и Ленка, чувствуя, как мужские руки жадно сгребают ее в охапку вместе с покрывалом, утонула в своем выстраданном счастье. Впрочем, она еще успела подумать мимоходом, прежде чем идущая кругом голова отключилась окончательно: «Все, кровати сегодня точно кранты…».

Но кровати - в отличие от шкафа, раздолбанного пьяным хозяином, - суждено было в ту ночь все-таки остаться в целости.
- Лен, подожди… - вдруг выдохнул Степнов между поцелуями, и Кулемина, вынырнув из сладкого дурмана, с трудом сообразила – она лежит на сбитом в гармошку покрывале, из одежды на ней - одни трусики, а не расцелованных мест на теле почти не осталось. Черт, ну какое может быть «подожди», когда он так близко, губы у него горячие и сладкие, а руки вытворяют такое…
- Шутишь, да?.. - оказалось, он по какому-то недоразумению еще в джинсах, и Кулемина попыталась нащупать пряжку, но Виктор накрыл ее руку ладонью:
– Ленка, ты что творишь…
- Сам не видишь? Развратно к тебе пристаю, - обняв за шею, шепнула она ему в ухо и захлебнулась жаркой радостью, чувствуя, как напряженная мужская спина под ее ладонями покрывается мурашками. – А ты против?..
- Лен, нельзя сейчас, - простонал он, силясь оторваться от ее губ.
- Почему? – закинув ногу ему на бедро, она прижалась еще крепче, будто пыталась срастись с ним кожей. Казалось, попробуй кто отодрать их друг от друга – и кровь брызнет.
- Я же пьяный в дупель – говорю связно, а на ногах не удержусь…
- А мне все равно, я тебя люблю. - И в самом деле, что с того? Ее не воротило ни от запаха перегара, ни от тяжести рук на теле, горячих и неповоротливых, а ведь Гуцула, помнится, за то же самое хотелось пристрелить. Она весь день ждала этого счастья – быть с ним, то с надеждой ждала, то отчаяньем, и теперь… глупость какая!
- Лен, честно нельзя, - он все-таки сумел отстраниться и теперь нависал над ней, опираясь на локоть. Глаза зажмурены, зажатое в кулаке покрывало выкручено чуть ли не до треска…
- Да что случилось-то?!
- Ничего не случилось. Просто ты же таблетки свои третий месяц не пьешь, забыла? А сегодня как раз… Я считал. Или вчера, или сегодня. В общем, не надо сейчас.
- Да пофигу мне на твои таблетки! - возбуждение отступало, словно море во время отлива, оставляя за собой мутный след из обиды и одиночества. Она так мечтала, а он… Но потом до Кулеминой дошло, о ЧЕМ он говорит, и все ее обиду как ветром сдуло.
- Ох, Степнов, умеешь ты обламывать, - потянув его к себе, притворно вздохнула она. Заглянула в лицо, ладонями разглаживая страдальческие складки, отчеканила сурово: - А все потому, что кто-то слишком много пьет!
- И не говори, - выдохнул он, падая на подушку. – Сам виноват, куда деваться. Ты не злишься?
- Не то слово, как злюсь, на пену исхожу прямо, - фыркнула она и села, целеустремленно нашаривая заброшенную в изголовье кровати майку.
- Ты куда? – Степнов попробовал поймать ее за талию, но она вывернулась:
- Сейчас, проверю только… Где же я видела этот календарик?..
Заветный шедевр полиграфии с Дедом Морозом на обороте нашелся после пяти минут активных поисков – валялся в ящике прикроватной тумбочки, под сборником сканвордов. Ленка, снова плюхнувшись на дверцу шкафа-купе, торопливо отсчитала от последнего кружочка, задумалась, выковыривая из памяти все, что слышала и читала про овуляцию. Да, действительно, выходит, или вчера, или сегодня. Значит, если все случилось прошлой ночью, то она уже…
- Офиге-еть, - выдохнула она, на автопилоте погладив живот. Ленка Кулемина – мама, с ума сойти. Ну, а если еще не мама, то сегодня действительно стоит поостеречься. Хотя…
- Вить, я тут подумала – а у нас нету презерва… - начала она, поворачиваясь к кровати, - и осеклась на полуслове. Напоминать о существовании в природе «изделия номер два» уже было некому: пока она увлеченно искала «месячный» календарик и занималась подсчетами, Степнов успел заснуть, завернувшись в покрывало. Наверно, и в самом деле был пьянее, чем казалось.
- Витька, ну, ты точно балда, - умиленно сообщила Кулемина мужу, обнимающему подушку. Мельком глянула на будильник, стоящий на тумбочке, и охнула – е-мое, пол-второго ночи! Тут и трезвый срубится… Вдруг разом, словно где-то внутри сработал таймер, почувствовала, до какой же степени устала сама. И в самом деле, двое суток, считай, без сна, да и понервничать пришлось немало... С трудом передвигая налившиеся тяжестью ноги, заставила себя сходить в ванную. Что галстуки по всей комнате еще валяются и дверь от шкафа в углу лежит, это фигня, это завтра убрать можно, а вот душ – это святое… Разобрать постель не получилось – раскинувшегося на всю кровать Витьку в его джинсах с места уже не сдвинешь. Ну, и черт с ней, с постелью, главное, что день этот безразмерный наконец-то закончился, и теперь все хорошо. Нет, все просто замечательно – особенно если вспомнить разрисованный кружочками календарик… И Ленка, выключив свет, со вздохом облегчения полезла к похрапывающему мужу под покрывало. Обняла его, теплого, со спины, почувствовала, как тяжелая рука расслабленно накрывает ненароком скользнувшую по животу ладонь, и прошептала, целуя пахнущую ментолом шею:
- Ответственный мой…
Доводилось ли ей раньше в ЭТОЙ новой жизни засыпать более счастливой? Может, и случалось такое, вот только Лена этого, к сожалению, уже не помнила.


Комменты тут<\/u><\/a>
Да, кстати... Вы знаете, что это еще не конец?

 Отправлено: 15.07.11 08:53. Заголовок: Девочки, ну, я даже ..

Девочки, ну, я даже не знаю, какими словами извиняться Все-таки творческий кризис длиной в полгода - не из тех, что так легко простить. Но я все-таки надеюсь на ваше милосердие.
Если кто-то решит читать, у меня пара предупреждений:
Скрытый текст

Всем любителям Игоря Гуцулова просьба не обижаться. Все-таки тут пока неправильная реальность, поэтому и Гуцул тоже... неправильный. Ну, и напоминаю, что рейтинг в шапке фика заявлен не самый безоблачный.

День четвертый
Лена проснулась от ощущения одиночества. Всю ночь - она чувствовала сквозь сон - ее обнимали, дышали то в макушку, то в затылок, от этого было уютно и спокойно, как птенцу в родном гнезде. А под утро вдруг почему-то стало знобить, хотя рядом по-прежнему кто-то храпел, лягаясь то и дело.
Из раскрытой форточки тянуло утренним холодком, за окном что-то пернатое заливисто насвистывало и почему-то монотонно тарахтело, не затыкаясь ни на миг. Лена с трудом разлепила глаза и села, пытаясь сообразить чугунной от недосыпа головой, что же не так. Нет, это не на улице тарахтит, а где тогда?..
- Вить, мы когда с тобой раздеться успели и под простыню залезть, а? Вроде кровать на ночь не разбирали… – сипло спросила она у мужа – тот, спрятав голову под подушку, вовсю храпел в углу дивана. – Опять чудеса какие-то…
- Блин, отвалите все, я спать хочу, - почему-то не своим голосом пробурчал в подушку Степнов и поскреб ногу. Лена, почти уже проснувшись, уставилась на него, все еще не понимая, что происходит.
Тут на противоположном углу комнаты что-то булькнуло и плеснуло. Лена глянула туда – и обмерла от ужаса. Там на полированной тумбочке среди банок с кормами тарахтел компрессором аквариум, а за его стеклом весело мелькали между кустиками водорослей ненаглядные Гуцуловы барбусы.
- Нет, не может быть… - прошептала одними губами Кулемина и что было сил ущипнула себя за руку. Больно было, хоть ори, но полосатые рыбешки остались на месте. Как и заставленная фоторамками старая «икеевская» стенка, трубы ТЭЦ за окном, проглядывающие между плохо задернутых штор, и узкий диван-«книжка», застеленный зеленым бязевым бельем, которое Ленка с мамой неделю назад купили в «Ашане»... Нет, какая мама, какой «Ашан», родители в Швейцарии! Ох, блин, как же все запутано…
- Гуцул, - позвала Лена дрожащим голосом. Умом она понимала, ЧТО произошло, но поверить в реальность этого кошмара все никак не получалось. – Игорь, это ты?..
Идиотский вопрос – кто еще это может быть, вон, на стенке стоит фотка трехлетнего Гуцула с мамочкой (подарочек от свекровиных щедрот на последнюю годовщину свадьбы, Лена все собиралась ее уронить ненароком, да руки не дошли)… А тем временем зеленая подушка под порцию ругани уже летела в угол.
- Ленка… - вылезший на свет божий Игорь был взъерошен и небрит. Он сверлил Кулемину подозрительным колючим взглядом – наверно, тоже сомневался, она ли это.
- Игорь, как же так? – Лена чуть не плакала, с надеждой глядя на него, помятого спросонок. – Почему так получилось? Ты не знаешь?
- Получилось… - повторил за ней Гуцул. Сел, оглядел комнату, на глазах светлея лицом, и выдохнул еще раз: - Точно, получилось. Ну, слава богу! - и, с видом абсолютно счастливого человека завалившись поперек дивана, радостно сообщил схватившейся за голову Ленке: - Ура, Кулемина, теперь живем, все обратно на место встало!
До Лены, все пытавшейся осознать произошедшее, его слова дошли не сразу, поначалу вообще показалось, что она ослышалась.
- В каком это смысле «живем»? – с трудом выдавила она сквозь стиснувший горло спазм. – Гуцул, ты что, рад?!
- А то! Еще бы мне не радоваться – так запросто с бандитского «счетчика» соскочил! А всего-то затрат было – банка рыбьего корма и полтинник на бензин! Зря я переживал, что не получится, рыба все в лучшем виде сделала… Кулемина, а ты чего на меня вытаращилась-то? Ну и лицо у тебя, я валяюсь…
На этот раз Лена все поняла моментально. Единственное, чего она никак не догоняла, так это всерьез он говорит или придуривается. Может, это у него и в самом деле прикол такой? Нет, не в его духе так шутить, рад он до отвращения, глядит снизу вверх довольными глазами и еще потягивается, будто кот, стащивший чужие сосиски....
- Гуцул, так, значит, это ты? - процедила она сквозь зубы, чувствуя, как злость начинает потихоньку пульсировать в висках. – Ты к ры… к Толяну ездил и все обратно вернул?!
Игорь расплылся в усмешке:
- А ты думала, я фишку с рыбкой не срублю?.. Ничего, Ленка, не кисни, сейчас все нормально будет. Давай, делай лицо попроще и иди сюда, отпразднуем воссоединение по-быстрому …
Он ухватил ее за щиколотку, намереваясь притянуть к себе, Лена резко вырвалась, случайно чуть не заехав пяткой ему в бок, и сразу пожалела, что промазала.
- Руки убрал! Ну?!
Игорь снова подскочил на диване. Выражение самодовольства медленно уползало из карих глаз, сменяясь настороженностью. Такой бурной реакции от всегда сдержанной Кулеминой он явно не ожидал и теперь прикидывал, как с ней себя вести, чтоб не пришибла ненароком.
- Ленка, ну, не кипятись, - начал он уже совсем другим тоном. – Я сейчас все объясню. Мне, кровь из носу, НАДО было все обратно поменять, понимаешь?! У меня в жизни такое творилось, просто жесть! Еще пара дней там, и меня бы в бетон закатали!
Он попытался взять ее за руку, теперь уже без намека на игривость, но Лена, снова вырвавшись, вскочила с дивана.
- Грабли убери, кому говорю! Еще раз тронешь – сама тебя так закатаю!!!
По его лицу было видно – он поверил. Еще бы, такой агрессивной он Ленку не видел никогда.
- Лен, ну, Лена! Ну, послушай же! – Гуцул спустил босые ноги с дивана и теперь смотрел в лицо снизу вверх очень честными глазами. – Там такое дело… Я в понедельник, когда все только поменялось, сам того не зная, бандюка одного продинамил. Должен был ему деньги за фару для «Порше Кайена» отдать и не отдал. Не помнил я тогда еще ни про фару, ни про уговор этот, понимаешь?
Да, кажется, Зеленова вчера что-то говорила про какой-то «Кайен», которого Гуцул на той неделе забодал в пробке… И как он умудрился-то: где у их «Форда» бампер, а где у «Порше» задняя фара, там какая разница в высоту… Неожиданно включившийся мыслительный процесс стал спасением, не дав все пуще разгорающейся злости перерасти в огненное, совсем неуправляемое.
- Так Полина сказала, ты вроде бы все уладил, - рыкнула она. Черт, надо держать себя в руках, а то такими темпами и этот гребаный аквариум на тупую гуцулью башку надеть недолго, ему там самое место…
- Помнить бы еще про то, КАК уладил! Оказывается, у нас в субботу договоренность была, что я в понедельник ему новую фару в салоне оплачиваю. И крендель этот два часа меня у салона прождал, как сявка, звонил, а я даже мобилу не брал, в нирване валялся, после бутылки «Теннеси»… Ну, мужик и взбеленился. Во вторник-то я и сам уже все вспомнил, да поздно было. В общем, навесил он на меня стоимость фары в пятикратном размере – вроде как штраф за «динамо». Типа раз я не заценил, что он со мной, как с нормальным пацаном, значит, теперь будет решать вопрос, как с быдлом. И пригрозил, что, если до конца недели деньги не отдам, долг еще больше вырастет, а потом, если и это не верну, вообще пожалею, что на свет родился. А у меня нет таких денег, даже в пятикратном размере. Личных денег… На работе, конечно, есть, но это деньги фирмы, если я такую сумму трону, вся история наружу выплывет, меня Полькина бабка с поста турнет, это ж бешеные тыщи! Ты знаешь, сколько задняя фара для «Порше Кайена» стоит, тем более для «турбо»?!
- Без понятия, мне что «Порше», что «Бентли», один фиг! - прошипела Кулемина.
Пока Гуцул вел свой страстный монолог, она все расхаживала по комнате туда-сюда, кусая губы, стоять на месте не получалось. - И, все равно, хоть убей, не вижу я причины отыгрывать все назад! Ты хоть понимаешь, что вчера на фару от «Кайена» променял НОРМАЛЬНУЮ семью свою - Полину, дочку маленькую… ЭТО до тебя доходит?!
- Ой, Лен, да ладно тебе про дочку! Там дочка, тут не дочка, какая нафиг разни-и… И где была бы та дочка, если б меня в канаве с простреленной башкой нашли? Я ж тебе объяснял!
- Да слышала я, не глухая! – рявкнула Лена, по-солдатски разворачиваясь на пятках в углу комнаты. – А денег занять не судьба было? Кредит бы на работе взял беспроцентный в счет зарплаты, можно подумать, тебе бабка навстречу не пошла бы. Или нам бы со Степновым позвонил…
- Вот еще, занимать! – тут же фыркнул Гуцул. – Это ж бегать надо, клянчить, потом еще отдавать черт знает сколько времени… Уж проще вот так…
- Тебе проще? А меня ты спросить не подумал?!
- Ну ладно тебе, Лен… - Игорь небрежно дернул плечом. – Ну и что, что не спросил. Чего тебя спрашивать, у обоих в паспорте же все указано. Говорила, письменное доказательство найти, что ты мне жена? Ну, так посмотри, кто теперь у тебя в штампе о браке записан!
- Да подавись ты своим паспортом вместе со штампом! В сердце у меня тоже штамп поставлен с твоей фамилией? Хоть сотню паспортов покажи, ты мне все равно чужой, был, есть и будешь!
Теперь и Гуцул взвился, прищурившись от ревнивой злости.
- Ого, какие интересные вещи мы теперь рассказываем! Чужой я тебе стал за три дня, оказывается. С чего бы это вдруг, а?! Ты с этим старпером спала, да? - наверно, он придумал это заранее – обвинить Ленку в измене (хотя кто тут кому и когда изменял, теперь сам черт не разберет), заставить угрызаться совестью и в растерянности сдать позиции. - Спала, точно спала, по лицу вижу… И как он, хоть на один раз его хватило, или у него?..
Но Ленка дошла до той точки, когда пробрать уже не может ничто.
- В самом деле, рассказать тебе, что ли, - злорадно хихикнула она – о, да, тут действительно много чего можно сравнить. – Не, пожалею тебя, ты ж удавишься от зависти. Да и не твое это собачье дело, кстати.
- Еще как мое! Я твой муж, и… и я тебя люблю! – последний свой аргумент (конечно, достойный высочайшего доверия после откровений о фаре для бандитского «Порше Кайена») Гуцул выкрикнул так, что в стенке отозвался хрусталь. Жалкое это дребезжание странным образом напомнило Ленке, что мир вокруг никуда не делся и хорошо бы хоть как-то успокоиться. Гнев прокатывался по венам жгучими волнами, и Кулемина, чтобы удержаться на грани, попыталась увидеть картинку со стороны. Вроде бы помогло. Злой Игорь, свесивший волосатые ноги с дивана, она, нарезающая круги по комнате в одних трусах и майке, и оба орут друг на друга, как резаные… Да, миниатюра «Скандал в благородном семействе», иначе не скажешь. Устроили тут концерт голышом с утра пораньше, весь двор через открытую форточку слышал…
- Пошел ты со своей любовью знаешь куда. И паспорт свой туда же засунь, вместе со штампами. И фару для «Кайена» не забудь, - после долгой звенящей паузы выплюнула она и полезла в шкаф за одеждой. Что-то объяснять человеку, считающему ее идиоткой, тем более орать на него – какой смысл? Еще дальше позориться? Что надо, она у него уже выяснила, так что нечего время терять, ей теперь Степнова надо искать, где он тут, в этой реальности, обитает, потом жизнь начинать по новой… Рассказова надо найти, попытать, этот-то наверняка в курсе. И пускай только попробует информацию зажилить, как тогда, в школе, - она ж его на куски разрежет и собственными очками накормит…
Гуцул, нервно кусая губы, наблюдал за тем, как она одевается, но молчал. Когда Ленка, натянув топик, взялась за бриджи, он все-таки разродился очень умным вопросом:
- Ты куда? – и, не получив в ответ даже взгляда, стал дальше гнуть свое: - Значит, уходишь к нему? А как же я?
- А у тебя и так маменька вместо жены. Раз уж на годовщину ТВОЕЙ свадьбы свой портрет в красивой рамке подарила! - терзая тугую пуговицу на бриджах, Кулемина кивнула на полку. Глаза на автомате сами вцепились в ненавистный снимок – любимая свекровушка в химических завитушках, трехлетний «Игореша», сидя у нее на руках, таращится в объектив. С трудом выковыривая из петли дурацкий болт, Лена еще зло подумала, что зря все-таки тогда не грохнула «нечаянно» эту красоту об пол (надо было прямо в тот же день, как подарили, у маменьки на глазах!)… и вдруг замерла, буквально впившись глазами в снимок. Это потом она будет пытаться сообразить, почему же ее зацепило именно в тот момент, ведь сколько раз стирала с этой гадости пыль и не обращала внимания. Тогда же она просто смотрела на черно-белого щекастого Гуцула и чувствовала, что вот вот-вот задохнется от омерзения. Зачем-то шагнула вперед, дрогнувшими пальцами взяла рамку в желтых подсолнухах. Из горла сам собой вырвался злой смешок. Все, решилась вчерашняя загадка. Теперь Лене было понятно, почему у соседки Таньки Миллер, единственной из всех знакомых, ребенок без конца меняет пол – то он темноволосый Валерка, то рыжая Лиза, а сейчас, наверно, опять наоборот.
- Так, говоришь, там дочка, тут не дочка, какая разница? Действительно, тут совсем не дочка, тут сынок, и с папой одно лицо просто, - стой она к Гуцулу поближе, наверно, двинула бы его рамкой прямо по вытянувшейся от неожиданности морде. - Только сынок не от жены, фиг знает какой по счету, а от соседки, да? Я-то, идиотка, когда вчера сюда приехала, все гадала, почему у нашей Танечки Миллер в ТОЙ реальности ребенок другой по всем параметрам. А оно же элементарно, е-мое!
Окаменевший на своем диване Игорь побелел как полотно.
- Ты о чем, Лен? – промямлил он, не сводя с нее стеклянного взгляда.
- Да о малыше соседском, которого все вроде бы как безотцовщиной считали. А папка-то рядом, оказывается, надо только на фотку внимательно посмотреть. И экспертиза не нужна! – она не глядя швырнула рамку через плечо, та, налетев на что-то, разбилась, по полу покатились осколки. - Блин, я же вчера почти догадалась, когда бабки у подъезда сказали, что Танька от соседей по площадке рожает «на раз». Додумать всего чуть-чуть осталось – ребенок другой, потому что сосед в квартире напротив уже не тот. Да не срослись крестики с ноликами, я ж тебе столько лет верила, как дура последняя… Слушай, Гуцул, ты вроде бы только что орал, что любишь меня. А Танюхе ребенка заделал тоже по любви, или так, выручил по-соседски, когда она за солью забегала?!
- Ты бредишь, Лен. Какая соль? – проблеял Гуцул, отводя глаза.
- Ты мне что-то за Степнова тут смел выговаривать! - оказывается, грань, на которой она все это время пыталась балансировать, еще тоньше, чем казалось. Черт, эта мразь еще отпирается?! – И про любовь заливал, на случай, если я совсем дура и про «Кайен» твой забуду?
- Кулемина, ты точно свихнулась, причем тут «Кайен», - Игорь сник, он уже понимал, что крыть ему нечем, но все еще отнекивался на автопилоте.
Лена снова засмеялась, чувствуя, что вот-вот скатится в истерику. Выдохнула несколько раз, пытаясь взять себя в руки. Ей еще собираться, а она душу рвет из-за урода, которого никогда не любила. Ну, предал он ее два года назад, и хрен с ним… Рванула из шкафа дорожную сумку, не глядя скинула в нее какое-то тряпье с полки. Сжала ладонями идущую кругом голову, пытаясь сообразить, в каком ящике лежат ее документы – диплом и свидетельство о рождении. Вроде бы вспомнив, шагнула в сторону по чему-то хрусткому, крошащемуся под тапком, – и чуть не грохнулась на пол, наступив на какую-то круглую штуку, тут же укатившуюся из-под ноги.
Кулемина выругалась вслух. Поймала взглядом «штуку», откатившуюся в сторону. И замерла, забыв мигать. На старом, сто лет не циклеванном паркете среди мелких керамических осколков, когда-то бывших фоторамкой с подсолнухами, лежала банка гаммаруса, и пучеглазое хвостатое нечто бессмысленно таращилось на Ленку с этикетки. «Рыбка» - коротко подумала Кулемина, и сердце с болью забарабанило в ребра на совсем запредельных скоростях.
Дорожный баул полетел в сторону, отброшенный небрежным пинком. Теперь он был Лене не нужен. Выскочив в прихожую, Кулемина швырнула в свою сумку банку с кормом, проверила кошелек и метнулась обратно в комнату за деньгами. На дорогу ей должно хватить, но мало ли что. Когда вытаскивала с антресолей тощую заначку в две зеленые бумажки, успела подумать – черт, так ведь можно и инфаркт заработать, не дожив до тридцатника, корвалола бы выпить, да где ж его взять, тот корвалол…
- … оглохла, что ли?! Кулемина!!! – Гуцул, оказывается, все это время встревожено надрывался с дивана, настырный, как будильник, а она и не слышала. – Ты что с пола подобрала, я спрашиваю!
- Наш с тобой развод я подобрала. Моментальный такой развод, - Ленка, не глядя на него, подрагивающими пальцами отслюнивала одну тысячу из двух оставшихся. Вторая Игорю, все по-честному.
Гуцул в очередной раз спал с лица.
- Ты... – сначала он даже сказать ничего не мог, только хлопал губами в немом рыбьем вопле, голос у него прорезался секунд через десять. – Ты ТУДА собралась?! Охренела, что ли! Ленка!!! Не вздумай ничего менять! Не смей, слышишь! Я тебе ЗАПРЕЩАЮ!!! Если попытаешься, я тебя… я тебе…
- Офигеть, как напугал. Башкой об стену побейся, вдруг страшней будет, - застряв на пороге комнаты, она все дергала молнию на кошельке и никак не могла застегнуть. – Еще орет он… На Танечку свою ори.
- Ленка, - Игорь, наконец, сорвался с места, подскочил, вцепился мертвой хваткой в плечи, не давая выйти в прихожую. – Не делай этого, пожалуйста! Ну, подумаешь, сглупил я с Танькой, но ведь это когда было, два с лишним года назад! Ну, хочешь, и мы с тобой родим, раз тебе так обидно!
Ленка вскинула голову, думая, что ослышалась. Черт, он опять издевается или точно кретин - верит, что все из-за ребенка на стороне?.. На языке так и вертелось ошарашенное: «Гуцул, тебе к психиатру не пора?», она уже открыла рот, чтобы сказать это вслух… И тут Игорь, видимо, решив идти до конца, подскочил к ней, сгреб в охапку, заламывая руки, припечатал своим телом к стене и впился в губы. Отчаянно, грубо, изо всех сил. Лена, задохнувшись от отвращения, попыталась вырваться, бешенство уже не просто кипело в крови, а пылало ровным адским сиянием расплавленного металла, как в домне. Но он держал как никогда крепко, все царапал лицо щетиной, как наждаком, сдавив пальцами ее подборок, чтоб не отворачивалась. И через несколько долгих, как вечность, секунд, прошипел, почти не отрываясь:
- Будет и тебе лялька, раз такое дело…
Потом Лена так и не поняла, с какой стати именно в этот жуткий момент в голове у нее мелькнуло воспоминание. Календарик. Тот, что она вчера в другой реальности все крутила в руках, отсчитывая дни от последнего кружочка. Ее единственная и такая слабая надежда, возможный итог позапрошлой ночи… И следующую секунду оказалось, что внутри у нее до этого не клокотала перекаленная ярость, а копился тротил - по полкило за каждое Игорево слово. Он-то и рванул так, что зашумело в ушах, перекрывая все звуки. А дальнейшее случилось бездумно и почти мгновенно. Лена что было сил дернула руки, высвобождаясь, отпихнула Гуцула и со всей дури врезала ему в челюсть – кулак пошел вверх на чистом инстинкте, сам собой. Игорь отлетел в сторону, Кулемина было шагнула к нему в запале – добавить. Но он уже зажимал лицо и ошалело таращил мутные от боли глаза, и Ленка остановилась, тяжело дыша. А потом к ней вернулась способность слышать.
- Куёмина, ты бойная! Жа фто?! – промычал-простонал Гуцул, сплюнув на пол тягучим, красно-белым.
- За календарик! – рявкнула Ленка, с трудом выравнивая дыхание. Наконец-то нашедший выход дикий гнев пошел на спад, хватать молоток и убивать этого ушлепка еще хотелось, но уже не так страстно. – И за Степнова!
На корню затоптав робко шевельнувшееся в душе сожаление (черт, она, кажется, зуб этому убогому выбила…), обошла его, как пустое место. В прихожей сунула ноги в шлепанцы, дернула с крючка сумку. И вышла, от избытка чувств не рассчитав силы и шарахнув дверью об косяк так, что в квартире что-то рухнуло с антресолей. Но Лене было все равно – каков бы ни был итог, возвращаться в этот дом она не собиралась.



Есл все-таки возникнет желание сказать автору пару ласковых - комменты тут